Только нам не нужно идти на компромисс. Ей не нужно отказываться от чего-то ради меня. Когда я разрываю поцелуй, я радостно улыбаюсь, как одухотворенный дурак.
— Ты не можешь поехать со мной, — говорю я, и в глазах Харпер начинает мерцать грусть.
— Почему? — ее голос срывается.
Я прижимаю палец к ее губам.
— Потому что я не поеду.
— Что? — она поглаживает мою грудь. — Ты сумасшедший? Это шанс всей жизни.
Я пожимаю плечами.
— Может быть, и так. А может, и нет. Сейчас шоу меня не волнует. Оно дало мне все, что я мог когда-либо хотеть, но оно не дало мне тебя. Всю свою жизнь больше всего на свете я любил рисовать, — говорю я, проводя рукой по ее волосам. — До тебя.
Харпер дрожит.
— Остановись. Это безумие.
Я качаю головой.
— Это не безумие. Это правда. У меня будет другое шоу. А может, и не будет. Но другой тебя у меня не будет никогда.
Она прижимает руку ко рту так, будто пытается скрыть дрожь своих губ. Но слеза, скатывающаяся по щеке, выдает ее.
— Харпер, я люблю тебя больше, чем «Приключения Мистера Оргазм». И я не могу просить тебя покинуть Нью-Йорк.
— Но я бы поехала. Я бы сделала это ради тебя. Я действительно хороша в том, что делаю, и везде есть мамочки, которые наняли бы меня. Один клиент, и мне бы цены не было в Лос-Анджелесе.
— Я знаю, — мягко говорю я, и это правда. — Но я тоже люблю Нью-Йорк. И я хочу быть с тобой здесь, на Манхэттене. Это наш дом, и я не могу позволить себе потерять именно тебя. Не шоу.
— И что будет дальше?
Я пожимаю плечами.
— Я сказал Тайлеру отказаться от предложения. Джино думает, что загнал меня в тупик, но это не так. Потому что вот в чем дело. Джино — придурок, и мне не нравится работать на него. Он думает, что владеет мной, потому что нашел меня, но шоу можно перенести на другой канал. На какой угодно. Джино может владеть всем, что я создал до сих пор, но все остальное, — я замолкаю и указываю пальцем на свою голову, — будет исходить отсюда. Оно принадлежит мне. Это — мое творение. И мы с Тайлером думаем, что найдется кто-то еще, кто захочет купить его. Он уже ищет другой канал.
— Ты решил это прежде, как мы во всем разобрались? Прежде, чем я сказала, что тоже тебя люблю? — спрашивает Харпер с нотками изумления в голосе, когда кладет руки на мои плечи.
— Иногда просто нужно рискнуть и поставить на кон свое сердце. Так же, как ты только что сделала это для меня, — тихо говорю я.
— Как и ты сделал для меня, — говорит она, и ее губы изгибаются в улыбке, похожей на мою. Этим губам невозможно сопротивляться. И мне больше не нужно этого делать… не то чтобы у меня хоть раз это получилось. Но теперь для меня нет никаких запретов, и я могу целовать ее сколько угодно. Я снова целую ее, захватывая ее губы своими с одержимостью, исходящей из уверенности, что теперь она моя.
Когда мы разрываем поцелуй, я беру ее за руку и веду на скамейку в глубине парка.
— У меня есть идея для нового шоу. Я хочу показать тебе. Некая сексуальная Принцесса, которую я люблю, стала моим вдохновением.
Харпер спрашивает с притворным любопытством:
— И кто же эта сексуальная Принцесса?
— У меня появилась эта идея, когда мы впервые пошли в боулинг, — говорю я и тянусь к конверту, из которого вынимаю копию комикса, над которым работал. Хотя работа — не совсем подходящее слово. Скорее это было похоже на игру, потому что, рисуя Харпер, я всегда чувствовал веселье. — Я нарисовал тебя в качестве безумно сексуальной девушки-механика.
Я показываю ей первый рисунок. Она смеется и смотрит на меня.
— Это я?
Я киваю.
— Я довольно грудастая, — говорит она с гордостью, покачиваю грудью.
— Да, так и есть.
— И я — механик?
— В этом комиксе — да.
— Ты же понимаешь, что я даже не умею водить?
Теперь моя очередь смеяться.
— Как я и сказал, Лос-Анджелес совершенно нам не подходит. Ты — чистокровная жительница Нью-Йорка.
Я показываю ей оставшиеся рисунки — учебник по написанию пошлых сообщений, шутку про смазку, механика в плаще и многое другое. То, что начиналось как случайные эскизы, превратилось в начало новой сюжетной линии. Глаза Харпер широко открыты и наполнены чем-то вроде удивления, когда она, не спеша, изучает каждый рисунок.
— Помнишь, ты спросила меня, в чем секрет идеально нарисованного мультфильма? — спрашиваю я, напоминая ей.
Она отводит взгляд от моих набросков.
— Да. Ты сказал, что тебе должно нравиться то, что ты рисуешь.
— Так и есть. Но я должен внести поправки. Все получится еще лучше, если ты будешь любить то, что рисуешь, — я указываю на последний рисунок, на котором герой пожирает глазами сексуальную девушку- механика в плаще.
Ее губы изгибаются в улыбке.
— Это ты?
Я пожимаю плечами.
— Может быть. Я не знаю. Но у меня много общего с ним. У него пошлые мысли, и он любит подглядывать за великолепной рыжей.
Харпер смеется.
— Я люблю тебя и твои пошлые мультфильмы, твой сумасшедший мозг и то, что ты представляешь меня механиком, хотя на самом деле я — фокусник.
И это последнее слово напоминает мне о том, что было для меня загадкой в этой женщине.
— Скажи мне кое-что. Я думал, что ты не влюблена в меня, потому что рядом со мной ты никогда не была Принцессой Неловкостью. Означает ли это, что твои чувства изменились тогда, когда ты сказала, что, — я останавливаюсь и рисую в воздухе кавычки, — излечилась от своего недуга?
Она хитро улыбается и качает головой.